«Свой километр железа я в линкор “Полтава” заколотил»
Мастер верфи Виктор Мусюк рассказал, как бросил работу в офисе ради строительства легендарного судна и морской романтики.
Материал подготовлен студенческим отделом редакции «Друзья Петербурга»
Виктор Мусюк – человек, не понаслышке знающий о кораблях и российском судоходстве. Он принимал участие в строительстве знаменитого 54-пушечного линейного корабля 4 ранга «Полтава», который можно будет увидеть в Петербурге 30 июля – воссозданное в натуральную величину по инициативе Председателя Правления ПАО «Газпром» Алексея Миллера судно уже несколько лет возглавляет парадный строй Военно-морского парада.
В преддверии праздника Виктор рассказал, как пришёл работать на верфь «Полтава», в чём специфика его дела и почему воссозданный корабль эпохи Петра Великого ценен не только для Северной столицы, но и всей страны.
«Море, корабли, романтика»
– Как вы стали работать на верфи «Полтава»?
– У многих в жизни бывают моменты, когда понимаешь, что уже достиг потолка в своём деле. Можно годами сидеть на одной и той же работе и ни к чему в итоге не прийти. Вся дорога ведёт меня к тому, что нужно заниматься чем-то новым, развиваться и пробовать разное.
Изначально я был начальником отдела закупок в одной компании. Это несложная работа, если производство налажено. Сидя в офисе, я понял, что мне хочется чего-то большего. Пришла пора менять деятельность, и это действительно было тяжёлым решением.
– А откуда вы узнали о работе на верфи?
– В «Полтаве» работали мои знакомые, и я решил, что тоже хочу попробовать.
Написал своему товарищу, договорились. Я приехал на место ни свет ни заря к шести утра. В итоге пообщался с мастером верфи, он задал мне три своих коронных вопроса: «Татуировки есть?», «Ползать-верхолазить умеешь?», «С деревом работать можешь?». И меня взяли плотником.
Сначала я совмещал две работы, но в какой-то момент понял, что «Полтава» отнимает гораздо больше времени и сил. Нужно было решать, чем заниматься. Тут – море, корабли, романтика, интересный большой проект, опыт, которого никогда в жизни не будет. Естественно, это будоражит сознание, бросает очередной вызов самому себе. Поэтому выбор оказался очевиден.
– Какие впечатления от новой деятельности были в первое время?
Когда приходишь трудиться на верфь, сначала ничего не понятно. У меня была куча вопросов: «Зачем я на это согласился?», «Как заводить бензопилу?», «Почему эта деталь называется именно так?». Нужно было научиться понимать сам процесс и работать с материалом.
Представьте себе срез дуба длиной шесть метров. Нужно его отстрогать, сделав идеально ровный прямоугольник. Он твёрдый, сырой, тяжёлый, так что это стало очередным вызовом. Было тяжело, и если никак не соприкасаешься с моделизмом и большим кораблестроением, для тебя это всё филькина грамота. Пока предмет не потрогаешь и не увидишь – не поймёшь. Всё это можно познавать только на практике.
– Что входило в ваши обязанности сначала, а какие задачи появились позже?
– На верфь я попал в 2015 году и первое время, несмотря на небольшой опыт в области деревообработки, много учился. При этом я пришёл на середине строительства, когда уже сформировали основной костяк судна. Процесс шёл достаточно быстро, и обучать меня было некому – разбираться в тонкостях и нюансах дела приходилось самому.
Сначала я был просто плотником, потом очень хорошо стало получаться устанавливать крепёж в корабль. Нужно было, стоя напротив глухой стены, проделывать отверстие с помощью сверла. Так что свой километр железа я в линкор «Полтава» заколотил.
После спуска корабля я попросился в матросы, и меня взяли в вахтенную команду. График предполагал три выходных дня, поэтому их надо было как-то реализовывать. Вместе с волонтёрами я начал заниматься восстановлением исторических яхт и со временем вырос до старшего мастера на верфи.
Сейчас я больше занимаюсь делами фонда, но мастеровую деятельность пока не бросаю. У меня просто расширился круг обязанностей.
«Раньше моряки были сделаны из железа»
– Для вас работа на верфи «Полтава» – это увлечение или заработок?
– Никогда нельзя превращать работу в хобби. Если начинаешь подходить к делу не с холодной головой, брать многое на свой счёт, то как профессионал растёшь гораздо медленнее.
Да, я переживаю за своё дело. Столько времени этим заниматься и остаться равнодушным – тяжело. Это же лодки, люди, море, солнце, пляж. Романтическая составляющая хотя иногда и уходит на задний план, но имеет место. Всё-таки я стараюсь относиться к этому делу как к работе и выполнять его максимально хорошо, стремясь реализовывать вещи, которые сегодня кажутся сложными и даже невозможными.
Если не попробуешь – не узнаешь. Надо постоянно что-то делать, иначе работа не сдвинется с мёртвой точки.
– Что самое сложное в вашей работе?
– Взаимодействие с людьми. Хороша задача, когда она возложена только на тебя одного. Если в линейном уравнении появляется цепочка из людей, за каждого отвечать сложно. Это требует долгих нудных разговоров, писем, составления каких-то отчётов. Нужно правильно сформулировать и передать мысль, а также уметь говорить с окружающими и находить с ними общий язык. Причём если у тебя этот навык развит, это не значит, что им обладают другие. Из-за этого связь часто так и остаётся не налажена.
– А как бы вы описали коллектив верфи?
– Это группа энтузиастов, которые любят своё дело и переживают за него.
Несмотря на все перипетии, которые у нас встречаются, мы всё-таки пытаемся сохраняться как сложившийся за годы коллектив, уже притёртый друг к другу, как детали одного механизма. Примерно все такие же сумасшедшие, как и я.
Каждый по-своему, но в хорошем смысле.
– Как изменилась ваша жизнь после ухода в совершенно другую профессиональную область?
– Радикально. Начинаешь внимательнее относиться к себе, периодически беспокоит здоровье. Работа непростая, нужно за собой следить и раз в год устраивать целый «техосмотр», чтобы действительно существовать в таком режиме.
Говорят, что люди, которые раньше ходили на деревянных кораблях, были сделаны из железа. А сейчас иногда попадаются такие, которые в лучшем случае деревянные по пояс.
Это тяжёлый труд, местами откровенно героический, и к нему нужно привыкнуть. Если не адаптируешься, не получишь никакого удовольствия от процесса. Кроме того, придя на верфь, я начал болеть морем. Обычный человек, гуляя вдоль набережной Невы, видит множество кораблей и не отдаёт себе большого отчёта, насколько там плотное движение и как много людей находится на воде в данный момент.
Я же, стоя на верхней палубе «Полтавы», понял, что это отдельный мир, живущий по своим правилам.
«Появление такого корабля во флоте означало полноценный выход России на мировую арену»
– Вы участвовали в воссоздании легендарного линкора «Полтава». Какие трудности были в ходе работы и что вы чувствовали, зная, что оригинальное судно строил сам Пётр Первый?
– Если углубиться в историю, Пётр Первый мог с утра уйти в токарную мастерскую и велеть никому его не беспокоить, чтобы заниматься любимым делом. Он был очень увлечённым, «рукастым» человеком. Когда начинаешь проходить примерно те же жизненные маршруты, наступает осознание, насколько российский император болел флотом. Пётр Алексеевич построил «Полтаву» за три года, мы – за пять, имея современное деревообрабатывающее оборудование.
В то время создание такого корабля было большим национальным проектом, над которым работало всё государство.
Сложности, которые мы преодолевали, во многом касались изучения старых технологий. Мы смотрели на чертежи, гравюры и погружались в историю деревянного кораблестроения в процессе работы над судном.
– Вы возрождаете исторические суда. Насколько плотно работаете с историками и другими учёными?
– Историческая составляющая в нашем деле, конечно, очень важна. Историки – это отдельная каста людей, которые, как и мы, фанатики своей профессии. Наш главный специалист – Леонид Журавлёв. Он очень хорошо умеет работать с архивами.
«Полтава» как проект ориентирован именно на Петровскую эпоху, поэтому мы часто консультируемся с историками по поводу предметов быта, стиля одежды того времени.
Петровское барокко уникально, и сейчас его никто не повторит. Мы можем увидеть такие предметы в музеях, но это не те вещи, которые могут найти полноценный отклик в современной культуре. Взять, например, адмиралтейское кресло Петра Первого: большой бархатный стул на львиных лапах, и в качестве подлокотников выточены человеческие руки, на которые ты сверху кладёшь свои. Копнуть в эту тему гораздо глубже могут люди, которые сидят в архивах, а мы уже как строители на основе их знаний реконструируем историю.
– Почему, на ваш взгляд, воссоздание линкора «Полтава» ценно для Петербурга и России в целом?
– Корабль только по одному названию имеет огромное историческое значение. Он окрещён в честь победы под Полтавой над шведским войском. Шведы на момент Полтавской битвы были одной из сверхдержав того времени. Под Полтавой мы сражались не только со шведской армией, а с целой коалицией. Естественно, победить её для Петра Алексеевича было большим делом.
Чтобы увековечить подвиг русских войск, он решил назвать корабль в честь великой победы и повелел, чтобы судно с таким именем всегда было во флоте. Последнее судно «Полтава» существовало почти сто лет назад, мы же эту традицию восстановили, и она опять продолжается.
Ещё линкор интересен тем, что на момент строительства он был не только первенцем Балтийского флота, но и самым совершенным кораблём в России и даже в мире. Он соответствовал всем судостроительным тенденциям того времени, поэтому появление такого корабля во флоте означало полноценный выход России на мировую арену. И хотя в больших сражениях судно не участвовало, одного его присутствия хватало, чтобы заявить другим государствам о могуществе и силе нашей страны.
Беседовала Елизавета Трубина